Когда находишься на выставке, видишь увлеченных своим делом людей, восторженных зрителей у манежа и ухоженных, великолепных, замечательных лошадей, поневоле складывается впечатление, что в стране лошадиный бум, а Петербург не только вторая или северная, но еще и «конная» столица России. Но выставка – праздник, а как складываются будни?

«С.Е.» беседует с человеком, которого один из наших конников назвал «генералиссимусом коневодства», с генеральным директором Ассоциации «Росплемконзавод» Минсельхоза РФ Александром Михайловичем Тимченко.

С.Е. Правда ли, что планируется провести Третий Всероссийский съезд конезаводчиков?

А.Т. Это так. Первые два прошли еще до революции, а за годы советской власти эти съезды не проводились. Хотя необходимость в таком мероприятии назрела: сейчас готовится обширная программа развития отрасли коневодства в нашей стране, мы эти планы совсем недавно обсуждали. На последнем собрании членов ассоциации мы избрали президентом ассоциации (это новая выборная должность на общественных началах) Вячеслава Владимировича Кантора. Очень состоятельный человек, в Первом Московском конном заводе, где манеж уже буквально рушился, сделал на свои деньги ремонт по европейскому образцу, открыл прекрасные конюшни. Сейчас он финансирует программу, в которой планируется возле десяти – пятнадцати российских конных заводов устроить национальные коневодческие парки. Об этом и многом другом собираемся говорить на съезде, куда думаем пригласить Владимира Владимировича Путина…

С.Е. Это потому, что президент теперь у нас тоже коневладелец?

А.Т. Да, не так давно ему подарили лошадей арабской породы, сейчас они стоят на Центральном Московском ипподроме. Если интересно мое мнение: лошади не ахти… Во всяком случае, их нельзя сравнивать с тем жеребцом, которого в свое время подарили Хрущеву – Асуана. Тот оставил много прекрасного потомства: и жеребцов и кобыл. Многие его потомки стали чемпионами Европы и Америки. Собственно, от него и пошла наша русская линия арабской лошади. За многих потомков Асуана выкладывались солидные деньги: в 1981 году, например, американский промышленник Хаммер купил жеребца Песняра за миллион долларов. В 90-е годы были проданы Менес и Пеленг – за два с половиной миллиона долларов. После этого еще несколько лошадей были куплены по 700 тысяч, но на миллионы счет не шел. Сейчас мы продаем арабских лошадей на аукционе в Голландии, привозим туда по 35 – 40 голов и выше ста тысяч цены не поднимаются. Самые дорогие экземпляры идут по 30 – 40 тысяч долларов, ну, а основная масса – от 5 до 8 тысяч. Почему так цены упали? Потому что арабами сейчас весь мир наводнен, ими забиты конюшни и Европы, Азии и Америки. Так что с реализацией – большие проблемы.

И все же русская линия арабской лошади до сих пор пользуется успехом среди знатоков. В конюшнях шейхов Объединенных Арабских Эмиратов сейчас стоят три жеребца и две кобылы, выращенные на Терском конном заводе – прекрасные животные. Жеребцы, основные производители, это Друг, Пакистан и Дунай, (Дунай – из последней ставки Асуана). Это гордость Эмиратов. Немало жеребцов-производителей нашей русской линии стоит в Америке. Арабскую лошадь у нас выращивают Терский и Хреновской конные заводы.

Другие породы наших лошадей спросом за границей не пользуются, если не сказать больше. Исключение – спортивные тракены. Я бы сказал, что тракененская порода лошадей, разводимая на заводе им. Кирова в Ростовской области, популярна у немцев, да и вообще в Европе. Другой завод, где выращивают тракенов – Геогенбург, в Калининградской области. Еще ахалтекинцы неплохо идут на экспорт. Что касается наших, сугубо отечественных пород – орловский рысак, донская, буденовская – эти лошади, испытанные в спорте, особым спросом не пользуются…

С.Е. Почему?

А.Т. Видимо, нужно нашим селекционерам работу улучшить, значительно улучшить – чтобы качественных лошадей выращивать. Спортсмены почему не берут наших лошадей? Много скрытых дефектов. Когда такие дефекты выявляются – положено лошадей возвращать. А наши конные заводы «товар» обратно уже не принимают. Поэтому наши спортсмены предпочитают покупать животных за рубежом.

Донская порода, в частности, сейчас совершенно не пользуется спросом.

С.Е. Странно, ведь дончаки очень красивые…

А.Т. Особенно восточный тип, с маленькой головой, похожий на арабскую – красивые по масти, по экстерьеру… Все это так, но в спорте и в скачках они проигрывают всем, да и в других видах. Пожалуй, только в телегу запрягать. Кстати, в телеги лошадей в наше время запрягают все чаще. Из полутора миллионов конского поголовья большая часть находится в крестьянских хозяйствах, у частных лиц, и эта доля все увеличивается. Энергоносители очень дорогие, поэтому растет спрос на тяжеловозов: русских, владимирских, советских и першеронов. Последних у нас довольно мало, ими занимается лишь один конный завод, Октябрьский, что в Ульяновской области. Владимирской породой занимаются два конных завода: Юрьев-Польский во Владимирской области и Гаврило-Посадский в Ивановской. А русских тяжеловозов выращивают во многих местах: от Пермской области, где три хозяйства – Коединский, Азинский и Пермский заводы – до Вологодского завода, Хреновского в Воронежской области и Еланского в Саратовской.

И все же российские конезаводчики способны радовать не только собственных граждан. В прошлом году мы организовали поездку на международную выставку в Берне, и Афанасий Георгиев, директор КСК «Царское село», ваш земляк, возил туда своих орловских рысаков. Знатоки были в восторге, языками цокали: «О! А мы и не знали, что в России есть такие лошади!...»

С.Е. Как обидно слышать! Всегда российские лошади были одними из лучших, а теперь: «мы и не знали»…

А.Т. Обидно, конечно. Мы показали и дончаков, и буденовских верховых, и ахалтекинцев, и русских тяжеловозов, кстати, один из которых из Вологодского конезавода стал в прошлом году чемпионом на выставке в Ленэкспо. Показали успешно, поездкой очень удовлетворены, а швейцарские зрители и специалисты из многих стран очень лестно отзывались о наших лошадях.

С.Е. Вы – организация государственная. А частное коневодство в нашей стране на какой стадии находится?

А.Т. Мы – некоммерческая организация коневодческих хозяйств. Сейчас появилось немало частных хозяйств, которые занимаются воспроизводством и выращиванием лошадей. Вот, например, «Сокорос». У них 200 голов в Сокольниках, ферма, конюшни, три крытых и один открытый манеж, они занимаются спортом, у них проводятся соревнования по конкуру и выездке. Недавно они приобрели ферму в Подмосковье, в тридцати километрах от столицы, переоборудовали коровники в конюшни и сейчас занимаются выращиванием спортивных лошадей и «арабов», там уже 40 маток стоит, и первые жеребята появились. Жеребята отличные. Прекрасные производители как из России, так и из Европы.

С.Е. Но в основном, наверное, более мелкие хозяйства?

А.Т. Да, в основном фермерские, занимающиеся либо спортом, либо прокатом лошадей. Сейчас очень модно прокатом заниматься. Я, например, считаю, что там, где городские или пригородные условия позволяют, там нужно иметь лошадь.

С.Е. Только вот лошадь в городе – в основном жалкое зрелище. Замученные они какие-то.

А.Т. Это потому, что прокатчики покупают дешевых лошадей, из тех, что ни в хозяйстве не нужны, ни в воспроизводстве, а уж спортсменам – тем более. Выбраковка. К прокатчикам можно по-разному относится, но вот куда таких лошадей девать – на мясо? Жалко. Вот, например, жеребец орловской породы Провал, стоял на Хреновском конном заводе, ему уже 18 лет. На воспроизводство стал не годен, хотели на мясо сдавать. Случилось так, что мы как раз туда приехали и с нами была американка Джуди. Взглянула она на Провала: он красивый, очень красивый, нарядный, серой масти – типичный орловец. Джуди и говорит: «Да вы что – забивать! Жалко, у нас таких лошадей на мясо не сдают!»

С.Е. А куда девают?

А.Т. Содержат до тех пор, пока не падет, затем хоронят. А знаменитым ставят памятники. Так вот, Джуди предложила содержать Провала, а затем приняла решение выкупить его и поставила в «Сокоросе».

С.Е. Здорово! Спасли лошадку!

А.Т. Да, Джуди – настоящая фанатка. Она у себя дома держит две лошади. Они тоже очень старые, ничего не делают, их только кормят. Фермочки маленькие, которые прокатом занимаются, конечно, не такие альтруисты, но ведь они тоже дают животным шанс прожить подольше. Так что, занимаются – и пусть себе занимаются. Вреда они не приносят, а у лошади новая дополнительная обязанность появляется. Молодежь, ребятишки заняты – значит, меньше хулиганства. Люди катаются на лошадях, стресс снимают, значит лошадь людей лечит.

С.Е. Можно ли сказать, что интерес к этим животным проявляется все больше и перспективы отрасли хорошие?

А.Т. «Все больше» - я бы так не сказал. Во всем мире произошло значительное сокращение поголовья лошадей, особенно в Соединенных Штатах Америки, Польше… В России за 10 – 12 лет сокращение составило миллион голов. Когда-то в России было до 30 миллионов лошадей, это в дореволюционные годы. Потом поголовье только сокращалось: революция, голод, потом Отечественная война… После войны численность немного выросла, а в пятьдесят восьмом наш знаменитый руководитель Никита Сергеевич Хрущев, посетив Зимовниковский конный завод, на котором выращивали также крупный рогатый скот, сказал, кивнув на лошадей: «А эти дармоеды что на ферме делают?». И пошли эшелоны с лошадьми в Китай и Монголию, сразу на триста тысяч поголовье сократилось. Оно и дальше уменьшалось, пока в 81-м не спохватились и не приняли специальное постановление ЦК КПСС и правительства. Только тогда положение несколько стабилизировалось. Сейчас в стране насчитывается около полутора миллионов лошадей, хотя, конечно, не все, особенно те, что находятся в мелких фермерских хозяйствах, попали в статистику. Так что, можно говорить, наверное, о большем количестве.

С.Е. А есть перспективы, что пойдет увеличение поголовья?

А.Т. Да, есть. Отрасль не стоит на месте, подвижки идут.

С.Е. И как на этом фоне выглядит Северо-Запад?

А.Т. Питер и Ленинградская область далеко шагнули в области конного спорта. Здесь региону можно присвоить если не первое, то твердое второе место. Что же касается выращивания лошадей в хозяйствах, я бы сказал осторожно: «Кое-что делается…».

С.Е. Не более того?

А.Т. Не более. Возьмите, например, Вологду: было две госконюшни, одну закрыли. И так по всему региону. Или в Ленинградской области есть Лужская госконюшня. Мягко говоря, - она не работает. Что значит: госконюшня имеет пять жеребцов! Задача таких конюшен – работа по организации выращивания лошадей в хозяйствах всех форм собственности. Нужно иметь собственных жеребцов и расставлять их по хозяйствам. Так что пять – это капля в море. Поэтому оценку по выращиванию лошадей в Ленинградской области даю неудовлетворительную. Не лучше обстоят дела в Мурманской области и республике Коми. В Архангельской области, в городе Мезень, неплохо работают над мезенской породой: и племенная работа идет, и соревнования проходят. Но это местная порода – она только для северных условий, больше никуда не идет.

С.Е. Не понятно: интерес к лошадям есть, люди появились состоятельные, которые уже дорогими машинами «наелись» и теперь покупают лошадь. Выгодно конезаводство и государству… Почему же такое положение?

А.Т. Первая причина – инертность. Вторая – финансы. Ведь для того, чтобы заработать – надо сначала вложить деньги. А это у нас как-то еще не очень понимают. Даже когда речь идет о выгодных с коммерческой точки зрения проектах. Сколько лет уже говорят о строительстве ипподрома в Санкт- Петербурге, но до сих пор воз не сдвинулся с места.

С.Е. Очень разное отношение к этому в Петербурге. Хотя у нас пять ипподромов было в свое время.

А.Т. Конечно, ипподром – это солидное сооружение. Длина беговой дорожки должна быть минимум 800 метров, в идеальном варианте – миля, 1600 метров. И судейская, и трибуны должны быть нормальными, перед финишем прямая – не менее 400 метров. Вопрос – где именно строить и кому? Мы пытались его решить в течение пяти лет, наверное, но как только до денег доходит, (а деньги вложить нужно большие) – никто не берется. Но вопрос решать надо. Пятимиллионный город, здесь обязательно нужно ипподром строить, внедрять тотализатор – это будет давать прибыль. Лучшее решение – пари вне ипподрома, как это делается во всем мире. Во Франции, например, прибыль от тотализатора получают и коневладелец, и наездник, и ипподром на развитие, и государственный бюджет. И я уверен на двести процентов, что будущий питерский ипподром будет работать куда эффективнее московского – он ближе к границе и перспектив здесь больше. А коневодческая отрасль сможет существовать, как мы говорим, на хозрасчете, получая свою законную часть прибыли…

С.Е. Значит, перспективы у отрасли в нашем регионе все же есть?

А.Т. Есть, и большие!

Анна Захарова